Неточные совпадения
До первых чисел
июля все шло самым лучшим образом. Перепадали дожди, и притом такие тихие, теплые и благовременные, что все растущее с неимоверною быстротой поднималось
в росте, наливалось и зрело, словно волшебством двинутое из недр земли. Но потом началась жара и сухмень, что также было весьма благоприятно, потому что наступала рабочая пора. Граждане радовались, надеялись на обильный урожай и спешили с работами.
В конце
июля полили бесполезные дожди, а
в августе людишки начали помирать, потому что все, что было, приели. Придумывали, какую такую пищу стряпать, от которой была бы сытость; мешали муку с ржаной резкой, но сытости не было; пробовали, не будет ли лучше с толченой сосновой корой, но и тут настоящей сытости не добились.
Внешние отношения Алексея Александровича с женою были такие же, как и прежде. Единственная разница состояла
в том, что он еще более был занят, чем прежде. Как и
в прежние года, он с открытием весны поехал на воды за границу поправлять свое расстраиваемое ежегодно усиленным зимним трудом здоровье и, как обыкновенно, вернулся
в июле и тотчас же с увеличенною энергией взялся за свою обычную работу. Как и обыкновенно, жена его переехала на дачу, а он остался
в Петербурге.
В половине
июля к Левину явился староста сестриной деревни, находившейся за двадцать верст от Покровского, с отчетом о ходе дел и о покосе.
Проработав всю весну и часть лета, он только
в июле месяце собрался поехать
в деревню к брату.
В начале
июля,
в чрезвычайно жаркое время, под вечер один молодой человек вышел из своей каморки, которую нанимал от жильцов
в С-м переулке, на улицу и медленно, как бы
в нерешимости, отправился к К-ну мосту.
В июле,
в самый зной,
в полуденную пору,
Сыпучими песками,
в гору,
С поклажей и с семьёй дворян,
Четвёркою рыдван
Тащился.
Не огорчился он и
в июле, когда огромная толпа манифестантов густо текла по Невскому к Зимнему дворцу, чтоб выразить свое доверие царю и свое восхищение равнодушием его мужества, с которым он так щедро, на протяжении всего царствования, тратил кровь своих подданных.
Лето
в самом разгаре;
июль проходит; погода отличная. С Ольгой Обломов почти не расстается.
В ясный день он
в парке,
в жаркий полдень теряется с ней
в роще, между сосен, сидит у ее ног, читает ей; она уже вышивает другой лоскуток канвы — для него. И у них царствует жаркое лето: набегают иногда облака и проходят.
— Поезжайте
в Киссинген или
в Эмс, — начал доктор, — там проживете июнь и
июль; пейте воды; потом отправляйтесь
в Швейцарию или
в Тироль: лечиться виноградом. Там проживете сентябрь и октябрь…
— Вот эти суда посуду везут, — говорила она, — а это расшивы из Астрахани плывут. А вот, видите, как эти домики окружило водой? Там бурлаки живут. А вон, за этими двумя горками, дорога идет к попадье. Там теперь Верочка. Как там хорошо, на берегу!
В июле мы будем ездить на остров, чай пить. Там бездна цветов.
Летом,
в июле, за два месяца до поездки
в Петербург и когда я уже стал совершенно свободен, Марья Ивановна попросила меня съездить
в Троицкий посад к одной старой поселившейся там девице с одним поручением — весьма неинтересным, чтобы упоминать о нем
в подробности.
Летом же,
в июле месяце, поспешали мы
в Богородский монастырь к празднику.
Это тот самый Батан, у которого нас прихватил,
в прошлом году
в июле месяце, тифон, или тайфун по-китайски, то есть сильный ветер.
Что за плавание
в этих печальных местах! что за климат! Лета почти нет: утром ни холодно, ни тепло, а вечером положительно холодно. Туманы скрывают от глаз чуть не собственный нос. Вчера палили из пушек, били
в барабан, чтоб навести наши шлюпки с офицерами на место, где стоит фрегат. Ветра большею частию свежие, холодные, тишины почти не бывает, а половина
июля!
Боже сохрани, застанет непогода!» Представьте себе этот вой ветра, только
в десять,
в двадцать раз сильнее, и не
в поле, а
в море, — и вы получите слабое понятие о том, что мы испытывали
в ночи с 8-го на 9-е и все 9-е число
июля, выходя из Китайского моря
в Тихий океан.
Мы вышли из Гонконга 26 июня и до 5-го
июля сделали всего миль триста, то есть то, что могли бы сделать
в сутки с небольшим, — так задержал нас противный восточный ветер.
«Отчего у вас, — спросили они, вынув бумагу, исписанную японскими буквами, — сказали на фрегате, что корвет вышел из Камчатки
в мае, а на корвете сказали, что
в июле?» — «Оттого, — вдруг послышался сзади голос командира этого судна, который случился тут же, — я похерил два месяца, чтоб не было придирок да расспросов, где были
в это время и что делали». Мы все засмеялись, а Посьет что-то придумал и сказал им
в объяснение.
Мы сели у окна за жалюзи, потому что хотя и было уже (у нас бы надо сказать еще) 15 марта, но день был жаркий, солнце пекло, как у нас
в июле или как здесь
в декабре.
Ночью ни зги не видать; небо заволокло тучами; ветер ревет; а часа
в два ночи надо было проходить сквозь группу островов Баши, ту самую, у которой 9-го и 10-го
июля прошлого года нас встретил ураган.
Тепло, как у нас
в июле, и то за городом, а
в городе от камней бывает и жарче.
Обязанность — изложить событие
в донесении — лежала бы на мне, по моей должности секретаря при адмирале, если б я продолжал плавание до конца. Но я не жалею, что не мне пришлось писать рапорт: у меня не вышло бы такого капитального произведения, как рапорт адмирала («Морской сборник»,
июль,1855).
Погода была сегодня так хороша, тепла, как у нас
в июле, и так ясна, как у нас никогда не бывает.
Купцы выменивают от них пушной товар, добытый
в течение лета и осени; товар этот покупают у них, как выше сказано, приезжающие сюда на ярмарку
в июле иркутяне, перепродают на Нижегородскую и Ирбитскую ярмарки или
в Кяхту, оттуда
в Китай и т. д.
Отправка партии,
в которой шла Маслова, была назначена на 5-е
июля.
В этот же день приготовился ехать зa нею и Нехлюдов. Накануне его отъезда приехала
в город, чтоб повидаться с братом, сестра Нехлюдова с мужем.
Однажды,
в середине
июля,
в жаркий летний день, Привалов долго и бесцельно бродил по саду, пока не устал и не забрался
в глубину сада,
в старую, обвалившуюся беседку.
И та война, которая началась
в конце
июля 1914 года, есть лишь материальный знак совершающейся
в глубине духовной войны и тяжелого духовного недуга человечества.
Как раз
в это лето,
в июле месяце, во время вакаций, случилось так, что маменька с сынком отправились погостить на недельку
в другой уезд, за семьдесят верст, к одной дальней родственнице, муж которой служил на станции железной дороги (той самой, ближайшей от нашего города станции, с которой Иван Федорович Карамазов месяц спустя отправился
в Москву).
Следующий день был последним днем
июля. Когда занялась заря, стало видно, что погода будет хорошая.
В горах еще кое-где клочьями держался туман. Он словно чувствовал, что доживает последние часы, и прятался
в глубокие распадки. Природа ликовала: все живое приветствовало всесильное солнце, как бы сознавая, что только одно оно может прекратить ненастье.
Двое суток мы пригоняли к мулам седла и налаживали вьюки. 30 июня была последняя дневка, а на следующий день, 1
июля, мы тронулись
в путь.
На следующий день, 26
июля, опять дождь. Нельзя разобраться, где кончается туман и где начинаются тучи. Этот мелкий, частый дождь шел подряд трое суток с удивительным постоянством. Терпение наше истощилось. Н.А. Десулави не мог больше ждать. Отпуск его кончался, и ему надлежало возвратиться
в Хабаровск.
— Что я вам доложу, — промолвил Ермолай, входя ко мне
в избу, а я только что пообедал и прилег на походную кроватку, чтоб отдохнуть немного после довольно удачной, но утомительной охоты на тетеревов — дело было
в десятых числах
июля и жары стояли страшные… — что я вам доложу: у нас вся дробь вышла.
1
июля прошло
в сборах. Лошадей я оставил дома на отдыхе, из людей взял с собою только Загурского и Туртыгина. Вещи свои мы должны были нести на себе
в котомках.
Та к как это случилось 11
июля,
в день Ольги, то решили залив своего спасения назвать ее именем.
Пока я был на реке Арзамасовке, из Владивостока прибыли давно жданные грузы. Это было как раз кстати. Окрестности залива Ольги уже были осмотрены, и надо было двигаться дальше. 24 и 25
июля прошли
в сборах. За это время лошади отдохнули и оправились. Конское снаряжение и одежда людей были
в порядке, запасы продовольствия пополнены.
15
июля, рано утром, я выступил
в дорогу, взяв с собою Мурзина, Эпова и Кожевникова. Ночевали мы
в селе Пермском, а на другой день пошли дальше.
После полудня вновь погода стала портиться. Опасаясь, как бы опять не пошли затяжные дожди, я отложил осмотр Ли-Фудзина до другого, более благоприятного случая. Действительно, ночью полил дождь, который продолжался и весь следующий день. 21
июля я повернул назад и через 2 суток возвратился
в пост Ольги.
Мои товарищи выступили
в поход 26
июля утром, а я 28-го числа после полудня.
Начиная с 7
июля погода снова стала портиться. Все время шли дожди с ветром. Воспользовавшись непогодой, я занялся вычерчиванием маршрутов и обработкой путевых дневников. На эту работу ушло 3 суток. Покончив с ней, я стал собираться
в новую экспедицию на реку Арзамасовку. А.И. Мерзлякову было поручено произвести съемку Касафуновой долины и Кабаньей пади, а Г.И. Гранатман взялся произвести рекогносцировку
в направлении Арзамасовка — Тадушу.
«
Июль нынешнего года, и всякий месяц нынешнего года до болезни миленького, да и
в прошлом году то же, и прежде то же. Пять дней тому назад были у нас студенты; вчера то же. Я с ними много шалила, так весело было. Завтра или послезавтра будут опять, опять будет очень весело».
— А вот как, Верочка. Теперь уж конец апреля.
В начале
июля кончатся мои работы по Академии, — их надо кончить, чтобы можно было нам жить. Тогда ты и уйдешь из подвала. Только месяца три потерпи еще, даже меньше. Ты уйдешь. Я получу должность врача. Жалованье небольшое; но так и быть, буду иметь несколько практики, — насколько будет необходимо, — и будем жить.
Поутру 11
июля 1856 года прислуга одной из больших петербургских гостиниц у станции московской железной дороги была
в недоумении, отчасти даже
в тревоге.
— Друг мой, миленький мой, как я рада, что опять с тобою, хоть на минуточку! Знаешь, сколько мне осталось сидеть
в этом подвале? Твои дела когда кончатся? к 10-му
июля кончатся?
9
июля он уехал, а 11
июля поутру произошло недоумение
в гостинице у станции московской железной дороги, по случаю невставанья приезжего, а часа через два потом сцена на Каменноостровской даче, теперь проницательный читатель уже не промахнется
в отгадке того, кто ж это застрелился.
Надобно было написать: 1855, июнь или
июль, и выставить число, а тут: лето нынешнего года; кто же так пишет
в дневниках?
Нынешнего числа уж нечего считать, — остается только пять часов его;
в апреле остается 2 дня; май — 31 да 2, 33; июнь — 30 да 33, 63; из
июля 10 дней, — всего только 73 дня, — много ли это, только 73 дня? и тогда свободна!
Он сказал, что его дела устроятся
в начале
июля, — положим, 10–го: ведь это уж не начало.
Все ожидали облегчения
в судьбе осужденных, — коронация была на дворе. Даже мой отец, несмотря на свою осторожность и на свой скептицизм, говорил, что смертный приговор не будет приведен
в действие, что все это делается для того, чтоб поразить умы. Но он, как и все другие, плохо знал юного монарха. Николай уехал из Петербурга и, не въезжая
в Москву, остановился
в Петровском дворце… Жители Москвы едва верили своим глазам, читая
в «Московских ведомостях» страшную новость 14
июля.
Отец мой всякий раз говорил, что
в этом году он уедет рано, что ему хочется видеть, как распускается лист, и никогда не мог собраться прежде
июля.
Наконец,
в начале июня я получил сенатский указ об утверждении меня советником новгородского губернского правления. Граф Строганов думал, что пора отправляться, и я явился около 1
июля в богом и св. Софией хранимый град Новгород и поселился на берегу Волхова, против самого того кургана, откуда вольтерианцы XII столетия бросили
в реку чудотворную статую Перуна.